// Язык и моделирование социального взаимодействия. – М., 1987. – C. 88–125.Русский перевод статьи: R. М. В l а к а r. Language as a means of social power. — In: Pragmalinguistics, J. Mey (ed.). The Hague—Paris, Mouton, 1979, p. 131—169.Настоящая статья не претендует на законченный анализ того, что можно было бы назвать «роль власти в символическом взаимодействии».
Цель статьи была двоякой:
1) выявить и в той или иной степени исследовать то, что обычно называется «прагматическими аспектами, или функциями, языка»;
2) попытаться систематически связать эти прагматические аспекты с более общим понятием, а именно, с понятием «социальной власти».
Понятие власти выбрано потому, что оно является важным параметром в повседневной жизни, который, в то же время, почти полностью оставался без внимания при изучении языка и коммуникации.
Поскольку исследования по языку и коммуникации в настоящий момент характеризуются огромным количеством подробно описанных фактов и в то же время почти полным отсутствием согласованности по основным теоретическим вопросам, мы чувствуем, что не можем завершить эту статью, не сделав хотя бы краткого комментария относительно возможных последствий проведенного анализа для более общих проблем.
Наши исследования по проблеме «язык как инструмент социальной власти» (Blakar 1971, 1972а, 1972Ь, 1973а) убедили нас в том, что Румметвейт прав, критикуя основные направления в рамках современной психолингвистики по трем существенным пунктам (RommetYeit 1972b):
- во-первых, он выступает против положения Хомского (Chomsky 1957) о том, что изучению использования языка должно предшествовать изучение его структуры. Крайне маловероятно, чтобы все эти структурирующие факторы, участвующие в функционировании языка (фактически имеющие отношение к самой сути языка) могли бы когда бы то ни было быть обнаружены без изучения использования языка.
- во-вторых, он выступает против широко распространенной точки зрения, излагающейся в явном виде в (Ervin-Tripp & Slobin 1966: 436), что задачей психологии является установление «процессов, с помощью которых компетенция, описанная лингвистами, усваивается детьми и при соблюдении множества разнообразных условий находит отражение в употреблении». И снова непохоже, чтобы социальным параметрам, таким, как «власть», было отведено сколько-нибудь важное место в лингвистическом описании «компетенции».
- в-третьих, Румметвейт рьяно критиковал основные лингвистические и психолингвистические направления за исследование языка в вакууме, вне релевантного социального контекста. Почти полное игнорирование тех аспектов языка и его использования, которые связаны с понятием власти, оказалось возможным именно из-за пренебрежения воздействием контекста.
Кроме того, все эти эмпирические и теоретические исследования «языка как инструмента социальной власти» проводились в наивной надежде на то, что они могли бы выполнить освободительную функцию.
Например, анализ, подобный тому, который был изложен выше (ч.II), должен насторожить нас против того структурирования и воздействия, осуществляемого языковыми механизмами, которое эксплуатируется в рекламе, в средствах массовой коммуникации, а также в повседневной речи.
