М.: ГИХЛ, 1958. - 416 с.
«Почему мысль из головы поэта выходит уже вооруженная четырьмя рифмами, размеренная стройными однообразными стопами?»
Этот вопрос, заданный Пушкиным в его «Египетских ночах», и в наши дни не находит полного ответа. Мы располагаем весьма полезными и детальными исследованиями, дающими нам описание характерных для стиха особенностей: ритмики, строфики, рифмы, определяющими закономерности их, так сказать, внутреннего развития. Но нам далеко не ясно — какими художественными потребностями вызвано обращение поэта именно к стиху, почему не удовлетворяет его прозаическая организация речи, какие связи существуют между стихом и тем или иным типом построения образа, тем или иным жанром?
Известно ироническое замечание Щедрина в адрес поэтов: «Помилуйте, разве это не сумасшествие—по целым дням ломать голову, чтобы живую, естественную, человеческую речь втискивать во что бы то ни стало в размеренные, рифмованные строчки. Это все равно что кто-нибудь вздумал бы вдруг ходить не иначе как по разостланной веревочке, да непременно еще на каждом шагу приседая».
Мы не можем с ним согласиться, но нам трудно его и опровергнуть, то есть объяснить, в чем же эстетическая целенаправленность стиха, каково его место в общей системе художественных средств литературного творчества.
Мы не можем предположить, как это в свое время делали формалисты, что художественный смысл стиха заключен в нем самом, то есть что нам доставляет эстетическое удовлетворение стихотворная форма сама по себе — своей звуковой организованностью, ритмичностью и т. п. Вне идейного содержания форма не может функционировать и все элементы стиха, лишенные связи со смысловой стороной слова и — шире — художественного произведения в целом, потеряют для нас значимость, останутся вне поля нашего эстетического зрения.(От автора)